Карен Газарян
2 февраля 1988 года вышел в свет указ президиума Верховного Совета СССР, вводивший запрет на рассмотрение анонимных писем. Конец стукачества воспринимался как глоток свежего воздуха в затхлой атмосфере развитого социализма. Появлялась надежда, что железный занавес вскоре падет и Советский Союз окажется с прогрессивным Западом в одном общеевропейском доме. Потребовалось почти два десятилетия, чтобы понять: мы зря боролись с анонимками. В общеевропейском доме Россию не ждут, доносы же процветают на прогрессивном Западе как по эту, так и по ту сторону Атлантики.
Здесь и там
Это раньше доносительство было прерогативой уголовного розыска, обладавшего разветвленной сетью агентов и шпиков, помогавших ловить преступников и убийц. Но сегодня весь этот архаический Скотланд-Ярд способен вызвать разве что ностальгию. Граждане объединенной Европы и Соединенных Штатов ревностнее любого Лоуренса Аравийского относятся к соблюдению друг другом законности: стоит вам превысить скорость на каком-нибудь хайвее, как гражданин или гражданочка, которых вы только что обогнали, немедленно сообщат полиции номер вашего автомобиля и характер правонарушения. А уж если донос проник в быт, то легко себе представить, как прочно укоренился он в бизнесе. В компании Total , например, каждый сотрудник может связаться с комитетом по вопросам этики по телефону или электронной почте или же договориться о встрече, для того чтобы поделиться своими «предположениями» и «сомнениями», возникающими в работе. Принятый в 2002 году в США закон Сарбанеса-Оксли ( The Sarbanes - Oxly Act ) повысил требования к внутреннему контролю в организациях и обязал все компании, зарегистрированные в США, внедрить системы контроля, называемые whistle blowings . Стукачество есть неотъемлемая часть и важнейшая составляющая корпоративной культуры, двигатель корпоративного прогресса и спасение от любых корпоративных бед. Наивная Россия, так до сих пор и обивающая пороги общеевропейского дома, копирует, как может, западные корпоративные стандарты, и этот - в том числе.
Недоросль
Однако русский бизнес пока еще не дорос до прямых инструкций, поощряющих стукачество. На вопрос, является ли донос прямым следствием корпоративных стандартов, генеральный директор школы менеджеров «Арсенал» Виталий Булавин ответил: «Такое возможно, если это действительно предполагается корпоративными стандартами, однако, учитывая щепетильность данного вопроса, вряд ли это будет записано в официальных документах и в большинстве компаний не подтвердят, что это - официально поощряемая практика». Тренер-консультант компании Ars Vitae Мария Джерелиевская полагает, что «донос является детищем корпоративной культуры, но определенного рода. Кому-то проще установить видеокамеры и предупредить сотрудников, что каждый из них находится под наблюдением, а кому-то - пользоваться услугами доносчиков. Однако информация об этом не разглашается, являясь тайной за семью печатями. Надо отметить, что цель доноса - предотвратить развитие конфликта, а значит, доносы используют в своей практике те, кто боится открытых конфликтов - потому что не чувствует в себе силы их разрешить».
Почувствуйте разницу
Итак, выбор не слишком велик: либо Big Brother is watching you , либо - ля-ля-ля, жу-жу-жу, по секрету всему свету, что случилось, расскажу. Разница лишь на первый взгляд кажется чисто эстетической: мол, тотальный контроль есть тотальный контроль, и какая разница, вертикальный он или горизонтальный. Однако эта разница принципиальна: колпак объединяет, уравнивает и потенциально дает повод для роста массового недовольства, бунта, организованного сопротивления. Естественно, руководителю компании не улыбается такая революционная перспектива, и во избежание ее, он, скорее всего, предпочтет шпиков видеокамерам. По его мнению, доносительство внутри компании повышает градус внутрикорпоративной конкуренции. Руководитель все верно рассчитал, кроме одного: он не учел, что конкуренция эта - нездоровая, и его процветающий бизнес вскоре может превратиться из оазиса в террариум.
Подобный ход мысли весьма распространен среди руководителей и владельцев бизнеса, и поэтому вопрос о борьбе с корпоративными доносами в известной степени лишен смысла. Директор по развитию группы компаний «Институт тренинга - АРБ Про» Мария Воллина ответила на него так: «Бороться с доносами может только тот, кто их инициировал. Если руководители компании не считают для себя возможным принимать решения на основе информации, полученной таким образом, и, соответственно, не поощряют активность сотрудников в этом направлении, то доносы прекращаются сами собой, едва начавшись». Виталий Булавин смотрит на дело с большим оптимизмом: «Я думаю, очень небольшое число руководителей действительно поощряют практику доносов. Есть и другие формы получения информации о том, что происходит в коллективе. Наиболее зрелой и конструктивной является установка на один открытый разговор, предполагающая, что неписаным правилом является открытая коммуникация, и тогда о происходящем руководители узнают неминуемо и быстро».
Открыто и закрыто
Открытая коммуникация - конечно, благородная практика, но, к сожалению, редкая. Хотя, если спросить любого руководителя, он, конечно же, заявит об открытости как о главной корпоративной ценности, исповедуемой внутри его компании. Пользуясь услугами стукачей, он и сам ведет себя неискренне. «Узнать о том, насколько широко донос распространен в российских компаниях, сложно, если вообще возможно,- признается Мария Джерелиевская,- разве что на приеме у психотерапевта некий доносчик с глубочайшим неврозом обмолвится о своей тяжелой и противоречивой жизни. И, конечно, на тренингах, работая с конфликтами, мы заведомо не получим информацию об этом».
Такое замалчивание проблемы - чисто российская черта. Стукач в нашей издавна полицейской и соборной стране был всегда презираем, и потому очень страшно не только показаться стукачом, но и вообще обсуждать эту тему, чтобы не быть заподозренным в симпатиях к стукачам. Виталий Булавин говорит: «К сожалению, тяжкое наследие „совка” довлеет над многими современными, вполне рыночными компаниями, и потому представители неактивного большинства (иначе говоря - просто „болота”) очень хотели бы, чтобы любая информация начальству считалась стукачеством и доносительством. Довольно трудно отделить мух от котлет». Иными словами, страна как большая зона, огороженная колючей проволокой, с вертухаями и собаками по периметру, едва ли не воспитывает высокие моральные качества. «Россия уже пережила бум доносов,- оптимистично заявляет Мария Джерелиевская,- и такой способ решения конфликтов снабжен негативным лейблом в представлении наших людей».
Однако парадокс состоит в том, что в этой самой стране жили люди, отправившие десятки миллионов себе подобных на Колыму разнообразными доносами, сломавшие карьеру еще десяткам миллионов письмами с подписью «доброжелатель», а теперь они строчат корпоративные e - mail , прикрываясь желанием не быть «болотом» и во всем походить на Запад. Даже указ ВС СССР от 2 февраля 1988 года, строго говоря, никогда толком не исполнялся, он был не более чем горбачевской пиар-акцией (тогда и слова-то такого не знали), костью, брошенной прогрессистам, чтобы те особенно полюбили новую власть.
Вот и получается, что проблемы вроде и нет, а вместе с тем она дышит в затылок жаркими испарениями исторической памяти и бьет в глаза золотом западных стандартов. Как бы сделать так, чтобы и о проблеме сообщить, и стукачом не показаться? Мария Воллина на вопрос, какие наиболее яркие примеры корпоративных доносов (без имен, фамилий и названий, конечно) ей известны, ответила весьма симптоматично: «Фактов таких достаточно, но мы считаем для себя некорректным рассказывать о них даже без имен, фамилий и названий».